обычное дело.
так что вперед в понедельник:
опять не удержался, сегодня.
посмотрел в жизнь мордора.
в жизнь католички мордора, без денег, с проблемами, болезнями,
женским одиночеством и днем космонавтики.
жизнь напоказ.
да, мы врем, мы... мы,
но и вы тоже врете.
всюду плохо,
не только мне,
а мне хорошо,
ну неплохо, в общем.
проклятая земля, проклятая.
утиная охота продолжается.
вы зилова?
да
ну значит вам.
----------------------------------------
все же иметь возможность сесть в ероплан, в евро-план
и улететь куда хочешь,
сама возможность, сам факт без-оковности,
без-конвойности
и без-заботности скитания
важен.
важен для всех и каждого. свобода важна. свобода выбора ландшафта.
однако, однако 1867:
=Ему вспоминалось, как, бывало, идет по улице его родного города толпа пьяных бурлаков: шум, крик, удалые песни, разбойничьи песни. Чужой подумал бы: "Город в опасности, -- вот, вот бросятся грабить лавки и дома, разнесут все по щепочке". Немножко растворяется дверь будки, оттуда просовывается заспанное старческое лицо с седыми, наполовину вылинявшими усами, раскрывается беззубый рот и не то кричит, не то стонет дряхлым хрипом: -- "Скоты, чего разорались? Вот я вас!" -- Удалая ватага притихла, передний за заднего хоронится, -- еще бы такой окрик, и разбежались бы удалые молодцы, величавшие себя "не ворами, не разбойничками, Стеньки Разина работничками", обещавшие, что как они "веслом махнут", то и "Москвой тряхнут", -- разбежались бы, куда глаза глядят, куда ноги понесут, крикни еще раз инвалид в дверь будки; но старый будочник знает, что перед богом грех был бы слишком пугать удалых молодцов: лбы себе перебьют, ноги переломают, навек, бедные, искалечатся, -- будочник, понюхав табаку, говорит: "Идите себе, ребята, с богом, только не будите меня, старика, не вводите в сердце". И затворяется в будке, -- и ватага удалых молодцов, Стеньки Разина бывших работничков, скромно идет дальше, перешептываясь, что будочник, на счастье им, видно, добрый человек.
В детстве Волгин приходил в недоумение от этих сцен, зато
теперь находил, что незачем было ему и видеть живую картину,
представляемую гостями Илатонцева незачем; вперед было известно, какая
это будет картина.
Но хоть вперед было известно, какая она будет, все-- тики
она произвела на него глубокое впечатление. Будучи основательным
мыслителем, он не винил себя за то, что
Взволновался от впечатления, к
которому был готов от самого начала храбрых воплей: "Не позволим! Не
допустим!" -- Он знал, что представляющееся глазам действует сильнее
воображаемого; потому и находил естественным, что расчувствовался.
"Жалкая нация, жалкая нация! -- Нация рабов, -- снизу доверху, все сплошь рабы..." -- думал он и хмурил брови. =
тут тебе и
белые ленты и георгиевские ленты и храбрые вопли... и поджатые хвосты.
и сон будочника...
ничего не изменилось, ничего. и не изменится.
Nevermore.
так что вперед в понедельник:
опять не удержался, сегодня.
посмотрел в жизнь мордора.
в жизнь католички мордора, без денег, с проблемами, болезнями,
женским одиночеством и днем космонавтики.
жизнь напоказ.
да, мы врем, мы... мы,
но и вы тоже врете.
всюду плохо,
не только мне,
а мне хорошо,
ну неплохо, в общем.
проклятая земля, проклятая.
утиная охота продолжается.
вы зилова?
да
ну значит вам.
----------------------------------------
все же иметь возможность сесть в ероплан, в евро-план
и улететь куда хочешь,
сама возможность, сам факт без-оковности,
без-конвойности
и без-заботности скитания
важен.
важен для всех и каждого. свобода важна. свобода выбора ландшафта.
однако, однако 1867:
=Ему вспоминалось, как, бывало, идет по улице его родного города толпа пьяных бурлаков: шум, крик, удалые песни, разбойничьи песни. Чужой подумал бы: "Город в опасности, -- вот, вот бросятся грабить лавки и дома, разнесут все по щепочке". Немножко растворяется дверь будки, оттуда просовывается заспанное старческое лицо с седыми, наполовину вылинявшими усами, раскрывается беззубый рот и не то кричит, не то стонет дряхлым хрипом: -- "Скоты, чего разорались? Вот я вас!" -- Удалая ватага притихла, передний за заднего хоронится, -- еще бы такой окрик, и разбежались бы удалые молодцы, величавшие себя "не ворами, не разбойничками, Стеньки Разина работничками", обещавшие, что как они "веслом махнут", то и "Москвой тряхнут", -- разбежались бы, куда глаза глядят, куда ноги понесут, крикни еще раз инвалид в дверь будки; но старый будочник знает, что перед богом грех был бы слишком пугать удалых молодцов: лбы себе перебьют, ноги переломают, навек, бедные, искалечатся, -- будочник, понюхав табаку, говорит: "Идите себе, ребята, с богом, только не будите меня, старика, не вводите в сердце". И затворяется в будке, -- и ватага удалых молодцов, Стеньки Разина бывших работничков, скромно идет дальше, перешептываясь, что будочник, на счастье им, видно, добрый человек.
тут тебе и
белые ленты и георгиевские ленты и храбрые вопли... и поджатые хвосты.
и сон будочника...
ничего не изменилось, ничего. и не изменится.
Nevermore.
