Гомосос. Часть 3. Понедельник.

Про коллектив. Все же Зиновьев высок.  Гомосос и коллектив едины.
Едины в своей коллективной, стадной гнусности и подлости.
Бывают исключения, приятные - неорганизованный, гомосос-разгильдяй
в рамках системы и спорадического пьянства - источник радости и свободы - он никого не держит, предоставляет всем свободу, ну в силу
своей фантастической анархичности... а что может быть выше свободы?
только смерть.  Итак, коллектив в изложении Александра Александровича,  фронтовика и русофоба:

Коллектив

Самая большая потеря для гомососа — отрыв от коллектива. Я почти совсем не переживаю потерю родственников и друзей, московской квартиры, выгодного положения в смысле работы. Но мне ни днём ни ночью не даёт покоя то, что я потерял свой коллектив. Не обязательно мою последнюю лабораторию или предпоследний институт, а любой какой-то наш (мой) коллектив. Вовлеченность в жизнь коллектива почти во всех важных и пустяковых аспектах бытия — вот основа нашей психологии.

Душа гомососа лежит в его приобщенности к коллективной жизни. 

Даже идеологическая обработка, вызывающая у нас протест, отсюда выглядит иначе, а именно — как средство вовлечения индивида в коллективную жизнь. Идеология унифицирует индивидуальное сознание и соединяет миллионы маленьких «я» в одно огромное «мы».
Даже восстание против советского общества есть явление в рамках
коллективности. Оно обычно есть бунт в коллективе, а не за отделение от него. Самое мощное средство борьбы против бунтарей в этом обществе —
исключение их из коллективов. Выброшенные из нормальных коллективов,
они оказываются не способными создать устойчивые и преемственные
коллективы не столько в силу запретов и репрессий со стороны властей,
сколько в силу отсутствия условий для нормальной коллективной жизни. В
нелегальном коллективе не платят зарплату, в нем не сделаешь карьеру, не
повысишь квалификацию, не улучшишь жилищные условия, одним словом — не получишь всего того позитивного, что даёт нормальный советский
коллектив, зато будешь иметь в избытке все то негативное, что даёт любой
коллектив.

Я сам принимал участие в разработке методов борьбы с оппозиционерами,
бунтарями, диссидентами, критиканами и прочими явлениями того же рода именно с этой точки зрения. Доля и моей мысли легла в инструкции, в соответствии с которыми действуют чиновники ЦК и КГБ, а также
руководители здоровых советских коллективов. И вообще, лучшие умы этого общества идут не в оппозицию, а на борьбу против неё.
Здесь есть организации, которые очень похожи на советские коллективы. Но — в их худших проявлениях, а не в лучших. Они не дают той защищённости индивиду и душевной теплоты, какие есть в мордоровских коллективах. Здесь корыстные интересы сильнее и острее. Люди холоднее и беспощаднее. Это звучит комично, но тут нет партийной организации — высшей формы внутриколлективной демократии. Хочу посидеть на партийном собрании. На субботник хочу. Я готов даже на овощную базу поработать сходить и в колхоз на уборку поехать...

Абстрактный и реальный коллектив

Абстрактно рассуждая, первичный (базисный) коллектив коммунистического общества есть нечто в высшей степени разумное, можно сказать — предел мечтаний лучших представителей рода человеческого. Но в конкретном воплощении этот абстрактный идеал выглядит несколько иначе. Например, руководитель группы из десяти сотрудников — явление вполне естественное. Но столь же естественно и то, что он использует своё положение в корыстных целях. Человек, который взял меня на работу в свою группу после окончания
университета, был полнейшим ничтожеством в науке и довольно подлой
тварью в житейском отношении. Я три года «ишачил» на него за одно только обещание помочь «протолкнуть» маленькую статейку в печать под моим собственным именем. Чтобы попасть в старшие научные сотрудники, ядолжен был напечатать монографию. Пусть маленькую, но все-таки
отдельную брошюру или книгу. Чего мне стоило напечатать два десятка
статей до этого, не хочу вспоминать. За одно это можно возненавидеть
советское общество со всеми его достоинствами. Когда же дело дошло до
монографии, начался сущий ад. Мою работу дважды проваливали на учёных советах. Причём делали это люди, считавшиеся моими хорошими знакомыми и друзьями. Наконец, я решил схитрить: напечатал книжечку в
провинциальном городе, отдав весь гонорар в качестве взятки за напечатание. В конце концов я «пробился» — стал старшим научным сотрудником. А чего это мне стоило? Если бы Бог предложил мне повторить жизнь, я бы из-за одного этого периода «пробивания» не согласился бы на это. А во что мнеобошлась малюсенькая кооперативная квартира?! Даже хорошо знавшие меня, люди, устроившие себе превосходные квартиры, зачислили меня в проходимцы. Возможно, я и вёл себя в этой истории как проходимец. Но ведь жить-то где то надо.
Мне становится одновременно обидно, грустно смешно, когда
допрашивающие меня чиновники зачисляют меня в привилегированный класс советского общества. Ещё бы! Член партии. Старший научный сотрудник. Лично дружил с сотрудниками аппарата ЦК КПСС и КГБ, среди которых были лица в высоких чинах. Что ещё нужно? Гляжу я на этих сытых и самодовольных болванов, и хочется выругаться трехэтажным русским матом.

Но я вижу, что объяснять им что-либо бесполезно. Вам хочется считать меня персоной из привилегированных слоёв, думаю я, считайте! Я ничего не имею против. Я не собираюсь искать здесь справедливости. Я знаю, что такое земная справедливость. Самое справедливое учреждение на земле — здоровый советский трудовой коллектив. Я на своей шкуре испытал его беспощадную волчью справедливость. Так неужели я буду искать справедливости здесь, на вашем лицемерном Западе?!

Когда я давал согласие на эту эмиграцию, я в глубине души надеялся
вырваться из смертельных дружеских объятий советского коллектива. Но
здесь, на Западе, мне раскрыли свои объятия такие же коллективы,
отличающиеся от советских лишь отсутствием достоинств последних.
Вырвавшись из родной гнусной семьи, я вынуждаюсь здесь вступить в
аналогичную гнусную семью, только совсем чужую. Я делаю все для того,
чтобы избежать этого и остаться одиноким, никому не подконтрольным
волком. Чем это кончится? Боюсь, что, отбившись от стаи, я становлюсь
лёгкой добычей для охотников. Я уже вижу красные флажки и слышу крики загонщиков.

================

 Правильно. Душа мордора в демонстарциях-пьянках-драках-подлостях-
карьере-дедовщине-в-отельно-взятых-коллективах-грубости-лицемерии-

и в авантюризме и разгильдяйстве тоже - обмане и борьбе за правду
с чистыми глазами детей, как бы забывшими, о том, что он сотворили
вчера, в рамках этой самой романтической борьбы за самоутвреждение
распухшего  эго - ну а без коллектива то как? - без коллектива не перед
кем красоваться и пьянствовать тоже не перед кем, рвать рубахи и каяться... без коллектива скучно, ... так же как на этом проклятом  пездуховном западе, - ну ничего -наши ракеты, самые быстрые в мире...

только вот с хоккеем как-то пока незаладилось - больно уж тренер туп.
ладно груб и партриотчен - но туп... опять как бы чего не вышло на
домашнем чемпионате ... как бы орлуша опять не оказался прав