И. А. Бунин

Из жизни Арсеньева:

Она уже  лежала  в
постели, читала;  увидев меня, вскочила в радости  и удивленья --  "как, уже
приехал?" Когда я, поспешно  рассказывая всю  свою поездку,  стал со  смехом
рассказывать про фельдшерицу, она перебила:
     -- Зачем ты рассказываешь мне это? И глаза у нее наполнились слезами:
     -- Как ты жесток  со мною!  -- сказала она, торопливо  ища под подушкой
платочек. -- Мало того что ты бросаешь меня одну...
     Сколько раз в жизни вспоминал я эти слезы! Вот  вспоминаю, как вспомнил
однажды   лет  через  двадцать  после  той  ночи.  Это  было  на  приморской
бессарабской даче.  Я  пришел с  купанья  и лег  в  кабинете. Был  жаркий  и
ветренный   полдень:   сильный,   шелковисто-горячий,   то  затихающий,   то
буйно-растущий шум сада вокруг дома, тень и блеск в деревьях, мотанье туда и
сюда мягко гнущихся  ветвей... Когда ветер, густо шумя, рос, приближался, он
вдруг  раскрывал   всю  эту  древесную  зелень,  окружавшую  окна  тенистого
кабинета, показывал в ней знойно-эмалевое небо, и тотчас раскрывалась и тень
на белом  потолке  --  потолок,  светлея, становился фиолетовым. Потом опять
затихало,  ветер,  убегая,  терялся  где-то  в  дали  сада,  над  обрывом  к
прибрежью. Я глядел на все это, слушал и вдруг подумал: где-то, двадцать лет
тому назад, в том давно забытом малорусском захолустье, где мы с ней  только
что  начинали  нашу общую  жизнь,  тоже  был  подобный  полдень; я проснулся
поздно, -- она уже ушла на службу, -- окна в сад тоже были открыты и за ними
вот  также шумело, качалось, пестро блестело, а по комнате вольно ходил  тот
счастливейший ветер, что  сулит близкий завтрак, доносит запах жареного
лука;  я, открывши  глаза, вздохнул этим  ветром  и,  облокотившись  на свою
подушку,  стал  глядеть на  другую, лежавшую рядом,  в которой еще оставался
чуть слышный фиалковый запах ее темных прекрасных волос и платочка,  который
она,  помирившись  со мной,  еще долго держала в  руке; и, вспомнив все это,
вспомнив, что с тех  пор я прожил без нее полжизни, видел весь мир и вот все
еще  живу  и вижу, меж тем как ее в этом  мире  нет уже целую вечность, я, с
похолодевшей головою,  сбросил ноги с дивана, вышел и точно по воздуху пошел
по аллее уксусных деревьев к обрыву, глядя в ее пролет на  купоросно-зеленый
кусок моря, вдруг представший мне страшным и дивным, первозданно новым ...
     В ту ночь я  поклялся ей, что  больше  никуда не поеду. Через несколько
дней опять уехал.
==============================================================

и это .. это напомнило, почему-то напомнило одно из самых известных его
стихотворений:

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет — Господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я все — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным Коленам припав.

Стихотворение 1918 года,
года, когда уже стало ясно,
что ничего уже не будет больше, ни цветов, ни травы, ..
что пена поднялась,
массы восстали,
безумные лидеры впали в революционный экстаз,

что нужно валить,
иначе завалят тебя...
и вот опять все повторяется,

опять... только уже и в храмах,
символах чистоты и приюта..
торжествует ложь и подлость,
храмы уже  не нужно разрушать,
храмы мертвы,  лживы..
ну, по крайней мере, для меня...

после всех подлостей
так называемого русского или около-русского народа,
подлостей 2014 года

нет, нет, не жаль.
случится то, что неизбежно,
пусть будет так, как должно быть.

Цветочки же всюду одинаковы,
весной над водой в саду,
неизменно возрождаются весной, как Христос

был ли счастлив Ты в жизни земной, спрашивают:

charcoal spring 2015

толкающие в спину..

ну да.

Serg Marco
April 20 at 9:34am


Звонил кум из Сербии. Так уж вышло, что там сейчас хватает переехавших бывших сторонников «ДНР»а. Рассказал историю.
Познакомился с бывшим артиллеристом дыровцев. Нога не сгибается, рука повреждена, двух пальцев на руке нет, в аэропорту рамка на нем звенит... В общем, видно человека у которого «русский мир» в гостях побывал.
Вот кум и спрашивает:
- А вот нахрена это все было? Позвали чужие войска, получили оружие, раздолбали свой же родной дом, а теперь ты тут, в Сербии…Зачем?
- Да не того мы хотели. Сейчас война идет, потому что у кого-то дом накрыли артой, у кого-то родственника убили, мы воевать не хотели, хотелось федерализации, отделится от киевских олигархов…
- И потому вы поставили путинских шестерок? Ну и как лучше?
И тут неожиданно дыровец взорвался:
- Нет, не лучше! Хуже! Знаешь, как война достала? Да мы на что угодно готовы пойти, чтоб её прекратить! Мы с солдатами ВСУ общались на эту тему постоянно, как бы сделать, чтоб прекратить это! У нас перестрелка, так их командир нам звонит и говорит:- Пацаны, у меня люди только покушать хотят собраться, давайте на пару часов перенесем обстрел. И мы прекращали стрелять! Потому что там были все одно нам более понятные люди, чем чеченцы которыми нас «усилили», а на самом деле смотрели чтоб мы хорошо воевали. Да если бы нас в спину не толкали – мы бы уже давно договорились!
- А чего сейчас не договорится?
- Так не дают. Потому и уехал. Нас Россия будет все время в спину толкать, чтоб мы воевали, чтоб нарушали перемирие, чтоб шли «освобождать» новые города. Как это понял – тошно стало. И уехал.
- И что теперь?
- Да не знаю что теперь. Жена и дочь там погибли. Сам я тут вот. Раньше был украинцем, хотел стать русским, а стал изгоем. Буду стараться с этим жить.

===========

да разберутся, ... не сразу, но дойдет до "ферматистов",  доползет, можно сказать, 

что теорему 

под названием "русский мир" 

не стоило  "доказывать".  C оружием в руках, тем более, не стоило.

Жена и дочь там погибли...  

И что маньяк за это не ответит? нет?  не сожгут его черти на сковородке? нет?... 

вместе с церковью свидетелей лжи? нет? -- все забудут и простят? ???

Одесситы поняли сразу. Быстро. Сообразили.  Послали манька, но он же е-ый, немцов был прав, понимал, да, вежливых слов не понимает.

Киплинг тоже понимал. Сына потерял, империалист, хренов:

Я трудиться не умел
Грабить -не посмел
Я всю жизнь свою с трибуны
Лгал доверчивым и юным
Лгал птенцам
Встретив тех кого убил
Тех кто мной обманут был
Я спрошу у них, у мертвых
Бьют ли на том свете морду
Нам, лжецам?

----------
a dead statesman

I could not dig: I dared not rob:
Therefore I lied to please the mob.
Now all my lies are proved untrue
And I must face the men I slew.
What tale shall serve me here among
Mine angry and defrauded young


про киборгов тоже есть = Героям Слава:

Бывший клерк

Не плачьте! Родина дала
Свободу робкому рабу.
За шиворот приволокла
Из канцелярии в судьбу,

Где он, узнав, что значит сметь,
Набрался храбрости - любить
И, полюбив, - пошел на смерть,
И умер. К счастью, может быть.

ex-clerk

Pity not!    The Army gave
Freedom to a timid slave:
In which Freedom did he find
Strength of body, will, and mind:
By which strength he came to prove
Mirth, Companionship, and Love:
For which Love to Death he went:
In which Death he lies content.

brown

earth yellow 10-10-2014

Gray or Grey ?

Потаповы..

Дмитрий Михайлович Панин как провидец:


Потаповы

   С инженером, который в романе «В круге первом» назван Потаповым, я не сказал на шарашке, пожалуй, ни одного слова. Я испытывал к нему резкую антипатию, хотя ни мне, ни другим товарищам он не сделал ничего плохого. Достаточно о нем вспомнить, как я мгновенно заряжаюсь презрением, как будто по мне пробегает искра от индуктора. Но я воспринимаю этот персонаж Солженицына, иначе, чем он.
   Для меня Потапов — символ людей доброй воли, которые забыли свой долг, высшие обязательства перед людьми и полезли на брюхе прислуживать, а по существу, подпирать и спасать режим террора и угнетения. Он понимал все не хуже нас, но никогда не высказывал своих потаенных мыслей, а беседовал только на нейтральные темы с такими же, как он, умниками. Смертельно боялся он не угодить начальству и попасть на заметку оперуполномоченному. Он был человек незаурядных способностей, хороший инженер и лез из кожи вон, чтобы прослыть незаменимым специалистом. В этом он вполне преуспел, удержался дольше всех на шарашке, хотя не был специалистом по телефонии, а обслуживал только технику измерения. Солженицын назвал его недоуменным роботом. Под робота он действительно маскировался, но недоуменности, то есть сомнения, колебания вследствие непонимания — в нем не было ни на грош. С природным трудолюбием, роботом быть легко, и такое положение дает много преимуществ: безопасность, хорошее отношение начальства, повышенное питание, предельный в тех условиях заработок, свидания с женой. Большинство заключенных относилось к нему благожелательно, так как он отвечал двум главным требованиям: не был стукачом и вором. В общем восприятии он был человеком положительным, умел расточать улыбки и пересыпал свою речь цитатами из пушкинского «Евгения Онегина». Я видел его нутро, и его двойная, по существу, игра была мне отвратительна. Когда распропагандированный с детства человек, испорченный и разложившийся, думает только о себе и плюет на остальных — это понятно, и ко множеству встречавшихся на моем пути я зачастую испытывал чувство горечи и жалости, видя, как их страшно изуродовали. С Потаповым дело обстояло иначе. До 1917 года он успел еще поучиться в реальном училище, изучал Закон Божий, воспитывался в христианской семье, знал, как многие из его родни и окружения были посажены, расстреляны, высланы… и предпочел забраться в скорлупу благополучия, надев личину управляемого робота. До войны ему — ведущему инженеру Днепровской электростанции — удалось избежать ареста в 1937 году. Оказавшись во время войны в плену, он думал только о том, как уцелеть и по возвращении не испортить отношений со сталинской деспотией, но просчитался. Исключений для военнопленных не делали; органы его не пощадили и дали десятку. В заключении он побивал рекорды трудолюбия и лакейской старательности, после шарашки, на воле, быстро приобрел квартиру, обстановку, машину, дачу… Ему всегда были безразличны те, кто борется, недоволен, кого мучают, лишь бы самому хорошо, а там — хоть трава не расти. Таких, как Потапов, много, и в их среде он был хорошо принят. О тех, кто действовал, прислушиваясь к голосу совести, он рассуждал как о неудачниках, чудаках, лишенных чувства реальности. Случайно мы встретились у общего знакомого в середине шестидесятых годов. Потапов был высокомерен, самодоволен, как и ранее, не проронил ни слова в разговорах, которые велись о политических событиях, и оставил во мне гадкое впечатление.
   Потаповы, только постарше нашего героя на десять, пятнадцать, двадцать, тридцать лет, явились истинными виновниками катастрофы, начавшейся в 1917 году.
   Потаповы — офицеры в Петрограде и в Москве — отсиживались в октябрьские деньки семнадцатого года по квартирам, играли в преферанс и пили кофе. Они держали, как любили тогда говорить, нейтралитет, иными словами, — не вмешивались в события всемирной важности. Если они не понимали общего смысла происходящего, то обязаны были хоть позаботиться о своей судьбе. Одним мешали интеллигентские бредни, другим — нерешительность и робость, но большинство не хотело жертвовать собой. Такая позиция привела к поражению Временного правительства, разгрому юнкеров в Москве, разгону Учредительного собрания. Потаповы надеялись, что кто-то за них справится с горсткой сагитированных матросов и солдат из запасных полков, даже не обстрелянных или не успевших еще побывать на фронте. Но этого не случилось, а наоборот, их потащили в Чека, поставили к стенке или записали в Красную армию. Мобилизованные решили служить верой и правдой, иначе комиссар мог пристрелить или отправить в Чека, и таким образом на стороне красных добросовестно воевали офицеры, внутренне с отвращением и ненавистью относившиеся к своим хозяевам. В создавшейся ситуации о нейтралитете быстро забыли. Генеральный штаб российской императорской армии почти весь состоял из потаповых, и они перешли в генштаб Красной армии.
   Огромной была прослойка потаповых среди деловых людей — банковских и прочих служащих. Не было бы их помощи — полный паралич охватил бы страну через несколько месяцев.
   В последующие годы, когда страна ковала свою мощь, стремясь до зубов вооружиться, в специальных конструкторских бюро, состоящих из заключенных, разрабатывались лучшие образцы пушек, танков, самолетов, стрелкового оружия… Штурмом брали изобретатели бюрократические твердыни, пробивая дорогу своим бомбардировщикам, истребителям, ракетам, газам, бактериям… Их жалкие отговорки о том, что они вооружают родину и тем спасают ее от Гитлера, после войны заменились погудками о капиталистическом окружении и американском империализме. Но кто же они, эти помощники режима? Быть может, это исчадия ада, вампиры, демоны?.. О нет! В большинстве своем — это потаповы безбожного производства, расплодившиеся в огромном количестве. Ими набиты номерные засекреченные институты, специальные военные опытные заводы, работающие на военную промышленность. За ничтожную премию они стремятся родить рационализаторские предложения, сделать открытия военного значения. Они думают о диссертациях и научных степенях со всеми вытекающими материальными благами. И ради этого готовы продать душу черту.
   Все, кто обеспечивает современные деспотии атомными и сверхводородными бомбами, баллистическими ракетами, а также прочим, пока неизвестным оружием массового уничтожения, должны осознать, что если они участвуют в разработке таких идей, то являются людоедами или потаповыми. В первом случае их не смущает перспектива уничтожения неповинных людей. Во втором случае им всё ясно, но они занимаются подготовкой массовых убийств из шкурнических интересов.
   Но у потаповых огромное преимущество: по своей натуре они люди доброй воли, поэтому способны всё прекрасно понять и исправить своё поведение. Для этого покуда их страна — агрессор, захватчик и поработитель как своего, так и других народов, прежде всего, для её же блага, надо перестать её вооружать, а тем более — оружием массового уничтожения

Героям Слава.

Слава финнам!

   = На наших глазах погибло множество латышей, цвет нации. Их бесславный конец казался чем-то придуманным и ненужным. По моему тогда уже глубокому убеждению, люди гибнут потому, что не умеют, верней, не хотят друг другу помогать. Поэтому я стал развивать — сначала лениво, а потом с увлечением — тему о том, как следовало вести себя латышам, эстонцам, литовцам во время финской войны.
   В 1939 году финны восхитили мир своим героизмом, покрыли себя неувядаемой славой. Барон Маннергейм и руководимый им трехмиллионный народ противостоял Сталину с его двухсотмиллионным населением.
   Я удивляюсь, как раньше успевали слагать баллады об одиноком Шильонском узнике, когда на всю Европу был десяток поэтов. Теперь же их тысячи, но до сих пор не создана поэма мирового значения, воспевающая подвиги этого изумительного народа. Финны сражались, как спартанцы при Фермопилах, за свою свободу. Потомки должны знать: о линию Маннергейма разбивались волны бездарных атак; хуторяне и охотники, вооруженные винтовкой, лыжами и зорким зрением, отстояли границу протяженностью более тысячи километров; привязывали себя к вершинам деревьев и вели оттуда прицельный огонь; раненые, попавшие в плен, срывали с себя повязки… Войну вели простые рядовые люди, проникнутые подлинным доверием к своим военным и политическим руководителям. Они сражались за независимость, за свой народ, против навязываемого им рабства и истребления. Их поведение должно быть изучено и во многом взято за образец.
   Три маленькие прибалтийские страны должны были выступить на стороне Финляндии против явной агрессии сталинизма. Ибо после очередного раздела Польши в 1939 году участь прибалтов была решена. Когда кончилась война с Финляндией, Сталин ввел войска к прибалтам. Крупные страны в своей взаимной борьбе бросаются судьбами малых народностей, как разменной монетой.
   Мыслящим современникам было ясно, что одновременно с разделом Польши был произведен раздел влияний между обоими агрессорами. Правительствам прибалтов это должно было стать известным вскоре после этого события, поэтому с иллюзиями следовало расстаться сразу, как только Сталин напал на Финляндию. Понимая и зная свою бесповоротную, в случае выжидания, судьбу, им следовало объявить объединенный протест Сталину о прекращении нападения на Финляндию и провести одновременно всеобщую мобилизацию. Сталин, конечно, двинул бы на них войска, но он это все равно сделал спустя несколько месяцев. Прояви они свою инициативу не дожидаясь решений обоих агрессоров, не было бы тотального погрома этих наций. Они могли бы отстоять свою независимость, уж не говоря о славе и об истинном величии, которыми покрыли бы себя. Их решение имело бы огромный моральный эффект.=
 
Дмитрий  Михайлович Панин

IK August 2014

DIK-2013-July

Это не боярышник

Затем  я  возвращался к боярышнику, -- так возвращаются к произведениям искусства, ибо,
по нашему мнению, они производят более  сильное  впечатление после  того,
как некоторое время на них не смотришь,  но я напрасно делал из своих рук экран, чтобы перед моими глазами был  только  боярышник:  чувство, какое он пробуждал во мне, оставалось смутным и неопределенным, и оно тщетно пыталось  высвободиться  и  слиться с цветами.

Цветы боярышника не проливали света на мое чувство, а другие  цветы  не  насыщали  его.
  И  вот,  когда  я испытывал радость, переполняющую нас при виде картины любимого художника, --
картины,  не  похожей  на те, которые были известны нам прежде, --
или когда
нас подводят к картине, которую мы раньше видели у  него  в  карандаше,
или
когда  музыкальное  произведение, которое нам до этого проигрывали на рояле,
предстает перед нами облаченным в  цвета  оркестра,

 меня  подозвал  дед  и, показав  на  изгородь тансонвильского парка, сказал:
 "Ты любишь боярышник -- погляди-ка на этот розовый куст: какая  красота!"

В  самом  деле:  это  был  боярышник, но только розовый, еще красивее белого.
Он тоже был в праздничном  уборе,  в  одном  из  тех,  какие  надевают в настоящие праздники, то есть в праздники церковные, ибо они тем и отличаются от  праздников  светских,  что случайная  прихоть  не приурочивает их к дням, для них не предназначенным, в
которых ничего праздничного, по существу, и нет, но только убор его был  еще
богаче,  потому что цветы, лепившиеся на его ветвях, одни над другими, точно
помпончики, увешивающие пастуший посох в стиле  рококо  и  унизывавшие  весь
куст,  были  "красочные", следовательно, по законам комбрейской эстетики, --
высшего качества, если судить о ней по шкале цен в "магазине" на площади или
у Камю, где самыми дорогими бисквитами были розовые.

 Да я и сам  выше  ценил творог  с  розовыми  сливками,  то  есть  такой, куда мне позволяли положить давленой земляники.

Эти цветы избрали окраску съедобной  вещи  или  изящного украшения  в  наряде,  надеваемом по большим праздникам, -- окраску, которая именно потому, что детям ясно, в чем ее преимущество, с полной  очевидностью представляется  им  самой красивой, и по той же причине они неизменно отдают ей предпочтение, как самой, на их взгляд, живой и самой  естественной,  даже  когда  они  узнают, что цветы эти ничего лакомого им не сулят и что портниха не прикрепляла их к платью.

И впрямь: я сразу почувствовал, как и  при  виде  белого боярышника, но только с большим восторгом, что праздничное настроение передается цветами не искусственно, подобно ухищрениям человеческой выделки,  -- что  так,  непосредственно, с наивностью деревенской торговки, украшающей переносный престол, выразила его  сама  природа,  перегрузив  куст  чересчур  нежного  оттенка  розетками  в  стиле  провинциального "помпадур".

На концах ветвей, как на розовых кустиках в горшках, обернутых в бумагу с  вырезанными
зубчиками,  --  кустиках,  по  большим  праздникам  распускающих на престоле тонкие свои волоконца,  --  кишели  полураскрытые  бутончики  более  бледной  окраски,  а  внутри  этих  бутончиков,  словно на дне чаши розового мрамора, виднелись ярко-красные  пятнышки,  --  вот  почему  бутоны,  в  еще  большей  степени,   чем   цветы,   обнаруживали   особенную,   пленительную  сущность боярышника, которая, где бы он ни распускался, где бы он ни зацветал,  могла  быть  только  розовой.  Составлявший часть изгороди и все же отличавшийся от  нее, как отличается девушка в праздничном  платье  от  одетых  по-домашнему,
которые  никуда  не  собираются,  вполне  готовый  для  майских богородичных
богослужений, он уже словно участвовал в них -- так, в новом розовом наряде,
сиял, улыбаясь, этот дивный католический куст.

весна 2015

танцует медведь
по именем педро
гвардейские пчелы
духовно скрепляют

людей миллионы то смотрят
смеются и плачут

но время застыло
в саду
цветущей магнолии
и острова с камнем
по имени
sanju no to

Валерій Маренич- Білоруські пісні

народный артист.

с народом своим. бедный.  стилист нищеты.

правый сектор. черно-красный. одинокий.



уличный певец, переходный...






=========================

ps.

и это резануло,
12 апреля,
записка волонтера с фронта.
там по-другому. другой мир и другое восприятие происходящего:

"Господь оставил этот бренный мир.
Сын божий, воскреснув, не спустился больше на Землю,
где правят бал нищета, обман, и война.

Нет смысла умирать раз за разом за тех, кто не хочет быть человеком.
Кто боится умереть за правду.
Мы снова едем на фронт.
К тем, кто может.
Кто не трусит.
За кем правда.

И с кем Господь."

Одесса - 14. Лето. Одесса - 14. Фото.

ps. есть песни значенье, темно иль ничтожно но им без волненья внимать невозможно: дум-дум-дум...

Россия не отбирала Крым и не исполняла свой братско-супружеский долг в лугандоне.

Не було этого.  Или все - таки было?

Жан Бодрийяр вернулся.

Решили на русский перевести. Чтобы было. Ну правильно, так было или не было?

И про Фуко тоже, того. Нужно помнить. Хорошо же писал человек, страстно и не современно.

слишком много машин.
деньги убивают.
волга впадает в каспийское море.

это не камни

Вот вам, алики и медиа-реальность ...

пришедшая в мой дом, в его дом...  

Медиа-реальность оказалась реальней медиа-безумия.  Как же можно забыть Фуко?

бесконечное безумие образов

Фуко. Безумец Фуко-Пазолини, фантом, урод и сочинитель текстов, ну разве не ему
пристало изрекать правду, ведь он приобщен к ней, к безумной правде, правде безумия или
к реальности,  с которой сняли кожу:


С одной стороны — Босх, Брейгель, Дирк Боутс, Дюрер: бесконечное безмолвие образов. Вся властная сила безумия развернута на пространстве чисто визуальном. Фантазмы и угрозы, чистая видимость грез и сновидений и уготованный миру тайный удел — вот сфера, где безумие изначально наделено всемогуществом откровения: откровения о том, что бредовые видения и есть реальность, что под тонкой пленкой иллюзии открываются глубины неоспоримого, что мгновенный проблеск образа отдает мир во власть тревожных фигур, вечных в окутывающей их ночной тьме; и откровения противоположного, но столь же болезненного, — о том, что однажды, в тот миг между бытием и небытием, когда над всем царит бред чистого разрушения, мир в его реальности растворится в едином фантастическом Образе; мира уже нет, однако безмолвие и ночь пока не сомкнулись над ним до конца; его вспыхнувший в последний раз огонек колеблется у края того беспорядка, за которым сразу наступает однообразный порядок предельной завершенности. Именно в этом блеснувшем и сразу исчезающем Образе теряется истина мироздания. Живопись XV в. передает все эти хитросплетения видимости и тайны, непосредственно явленного образа и сокровенной загадки как трагическое безумие мира.

---------------
дитя войны. что заставляло его писать тексты?

фантомас против естественной глупости мира  впавшего в средневековье.
крестьяне восстали.  безумный карлик послал люмпен-зомби на убой, выдал черни танки.
уже было. много раз.   так что, вечное повторение фантомаса имеет место быть:

да, может с него и рисовали ггг ? неа... скорее он себя срисовал. Шурик Грот тоже такой, лысый.
дети войны. страстные.

Летний закат, 2014 года, июль, 11

правый сектор в фотографической философии

Понятный человек. Почти Ярош.  Только уже не живой.  Машины = Зло. Понятно же,
но этот человек объяснил очень хорошо, подробно и внятно. И стал актуален. 25 лет после
кончины, полет нормальный:

Wielki Piątek