Школьного товарища,
положившего на простенький мотив
Бернса в переводе Багрицкого:
— Ах! Я Марсом порожден,
в перестрелках окрещен,
Поцарапано лицо,
шрам над верхнею губою,
Оцарапан — страсти знак!
— этот шрам врубил тесак
В час, как бил я в барабан
перед французскою толпою.
В первый раз услышал я
заклинание ружья
Где упал наш генерал
в тень Абрамского кургана,
А когда военный рог
пел о гибели Моро,
Служба кончилась моя
под раскаты барабана.
Куртис вел меня с собой
к батареям над водой,
Где рука и где нога?
Только смерч огня и пыли.
Но безрукого вперед
в бой уводит Эллиот;
Я пошел, а впереди
барабаны битву били…
Пусть погибла жизнь моя,
пусть костыль взамен ружья,
Ветер гнезда свил свои,
ветер дует по карманам,
Но любовь верна всегда
— путеводная звезда,
Будто снова я спешу
за веселым барабаном.
Рви, метель, и, ветер, бей.
Волос мой снегов белей.
Разворачивайся, путь!
Вой, утроба океана!
Я доволен — я хлебнул!
Пусть выводит Вельзевул
На меня полки чертей
под раскаты барабана!
положившего на простенький мотив
Бернса в переводе Багрицкого:
— Ах! Я Марсом порожден,
в перестрелках окрещен,
Поцарапано лицо,
шрам над верхнею губою,
Оцарапан — страсти знак!
— этот шрам врубил тесак
В час, как бил я в барабан
перед французскою толпою.
В первый раз услышал я
заклинание ружья
Где упал наш генерал
в тень Абрамского кургана,
А когда военный рог
пел о гибели Моро,
Служба кончилась моя
под раскаты барабана.
Куртис вел меня с собой
к батареям над водой,
Где рука и где нога?
Только смерч огня и пыли.
Но безрукого вперед
в бой уводит Эллиот;
Я пошел, а впереди
барабаны битву били…
Пусть погибла жизнь моя,
пусть костыль взамен ружья,
Ветер гнезда свил свои,
ветер дует по карманам,
Но любовь верна всегда
— путеводная звезда,
Будто снова я спешу
за веселым барабаном.
Рви, метель, и, ветер, бей.
Волос мой снегов белей.
Разворачивайся, путь!
Вой, утроба океана!
Я доволен — я хлебнул!
Пусть выводит Вельзевул
На меня полки чертей
под раскаты барабана!
