Прочитал о нем пианиста Андрея Гаврилова.
Прочитал его Дневники, без цензуры.
Разные люди. Просто разные. Рихтер больше ребенок:
Играть с ним было сущей пыткой. Он начинал в одном темпе, потом принимался то ускорять,
то замедлять его. Педаль оставалась в его распоряжении, коль скоро он играл в нижнем
регистре, но он не обращал на нее ни малейшего внимания. Кроме того, он все время играл
фортиссимо, в том числе простой аккомпанемент, так что мне приходилось играть еще громче,
чтобы выделить основные темы, но без педали, подчеркивающей звук, все старания
оставались напрасными. К тому же он непрерывно бормотал: «Тум-ту-ру-ру... Ту-ру-ру... Ту-
ру-ру-рум!»
Так мы познакомились... пожалуй, слишком коротко! После чтения с листа партитуры, при
котором присутствовали лишь несколько близких людей, перешли к коньяку и тостам. О ужас!
Все заявили в один голос, что не пьют, так что Шостакович то и дело подливал мне в бокал. Я
выпил бутылку с лишком из простой вежливости — есть у меня такая скверная слабость,
которой я слишком часто уступаю. Между тем вечер продолжался, а близ полуночи в дверях
возникла неведомо откуда взявшаяся первая жена хозяина дома Нина Васильевна. Настоящая
красавица! Явно испуганный, Шостакович быстро махнул нам рукой: «Уходите! Уходите!»
Шатаясь, я вышел на улицу и свалился в придорожную канаву, где и пролежал бесчувственно
часть ночи. Очнувшись, я отправился просить приюта у Нейгауза, жена которого встретила
меня со своей обычной рюмкой вина, которую она выпивала в пять часов утра. Я сразу заснул
и проспал весь день.
Первая жена Шостаковича была, как я сказал, красивая, но властная.
--------
Меня всегда поражало то, насколько классные музыканты владеют
словом, умеют хорошо, красиво и правильно говорить, ритмично и
законченно..
Вероятно годы тренировок, а возможно, здесь что-то с душой, как
высказался один из персонажей Соляриса Тарковского, что-то с душой...
Прочитал его Дневники, без цензуры.
Разные люди. Просто разные. Рихтер больше ребенок:
Играть с ним было сущей пыткой. Он начинал в одном темпе, потом принимался то ускорять,
то замедлять его. Педаль оставалась в его распоряжении, коль скоро он играл в нижнем
регистре, но он не обращал на нее ни малейшего внимания. Кроме того, он все время играл
фортиссимо, в том числе простой аккомпанемент, так что мне приходилось играть еще громче,
чтобы выделить основные темы, но без педали, подчеркивающей звук, все старания
оставались напрасными. К тому же он непрерывно бормотал: «Тум-ту-ру-ру... Ту-ру-ру... Ту-
ру-ру-рум!»
Так мы познакомились... пожалуй, слишком коротко! После чтения с листа партитуры, при
котором присутствовали лишь несколько близких людей, перешли к коньяку и тостам. О ужас!
Все заявили в один голос, что не пьют, так что Шостакович то и дело подливал мне в бокал. Я
выпил бутылку с лишком из простой вежливости — есть у меня такая скверная слабость,
которой я слишком часто уступаю. Между тем вечер продолжался, а близ полуночи в дверях
возникла неведомо откуда взявшаяся первая жена хозяина дома Нина Васильевна. Настоящая
красавица! Явно испуганный, Шостакович быстро махнул нам рукой: «Уходите! Уходите!»
Шатаясь, я вышел на улицу и свалился в придорожную канаву, где и пролежал бесчувственно
часть ночи. Очнувшись, я отправился просить приюта у Нейгауза, жена которого встретила
меня со своей обычной рюмкой вина, которую она выпивала в пять часов утра. Я сразу заснул
и проспал весь день.
Первая жена Шостаковича была, как я сказал, красивая, но властная.
--------
Меня всегда поражало то, насколько классные музыканты владеют
словом, умеют хорошо, красиво и правильно говорить, ритмично и
законченно..
Вероятно годы тренировок, а возможно, здесь что-то с душой, как
высказался один из персонажей Соляриса Тарковского, что-то с душой...
