6 окт. 2013 г.

Борис Андреевич Мокроусов

Не Наш Современник.
............................................................................................................................................................
Больным тогда считался не тот, кто кто пошёл в армию, а тот, кого туда не взяли. Когда такому невезучему хоть плачь - девушки на танцах с таким не пойдут. (Может поэтому Константин Симонов в своих дневниках не смог вспомнить ни одного разговора в рабочей и студенческой (где он тогда общался) среде, даже с глазу на глаз, в котором хоть кто-либо проявил бы равнодушие к судьбам республиканской Испании или высказался бы в том духе, что “наша хата с краю” и, мол, стоит ли ввязываться в войну с немцами из-за каких-то там чехов в 1938?!?).
Замуж выходили не всегда лишь потому, что взвесив все выгоды, лучшего варианта не находили.
Женщины рожали детей и случаи неверности были именно случаями.
Люди не считали, что главное в жизни - деньги - главным,  под тем - сейчас очевидно глупым - предлогом, что за них можно купить только удовольствия, но не радости (любви - а ведь секса-то ведь не было! - дружбы, ну или там реки под луною,..).
Т.е. атеисты и материалисты почему-то стремились потешить дух а не тело (которое, в противоположность душе, предпочитает-то как раз удовольствия).
И верили при этом самой религиозной верой, когда пели “нам нет преград...”.
И, соответственно, пытались жить душой, а не телом (хотя вроде и дебилами не были - понимали и радость обновки и приятность жизни в большом просторном доме и т.д.). Чего-нибудь поконкретней, для иллюстрации? Пожалуйста, вот один из рассказов отца:
Группа его друзей из детдома (были такие для детей фронтовиков, оказавшиеся после освобождения от оккупации без родителей, брали, по-моему, до 14 лет) зашла с ним в горный техникум, куда решил поступать мой отец (сугубо потому в горный, что там стипендия позволяла прокормиться) поболеть, но увидя где-то в зале музыкальные инструменты (фортепиано, струнные, духовые), от нечего делать, сели играть. Не подудеть или ещё как-то похулиганить, а именно играть. И дело, вобщем-то не в том, что пришел директор и стал уговаривать всех их поступать к нему (безуспешно, кстати, так как у кого-то уже стали отыскиваться родители и у этих босяков с заплатанными штанами из мешковины, появлялись более амбициозные планы - консерватории, институты и т.д.), а в том, что эти босяки из детдома, дети самых простых крестьян, разобрали всё - от домр до мандолин, от фортепиано до ударных и смогли слаженно сыграть. Отец даже и не акцентировал этот поразивший меня эпизод, просто рассказывал, что вспоминалось, а я из-под палки, обучавшийся в музыкальной школе думал: ну ладно, наверное, кое-какие возможности у детдома были - чтобы купить какие-то инструменты, хотя жили впроголодь (это, кажется, самое сильное воспоминание отца о тех годах), но кто их учил играть?!? Конечно, никто, почти исключительно - кроме самых-самых азов, самостоятельно. Но значит у людей было к этому стремление. Сравните-ка сейчас!
И так, кажется, во всём и на всех уровнях. Люди жадно стремились жить. Конечно, в другом смысле “жадно стремились жить”, чем сейчас. Духовно в, как сейчас точно установили, “бездуховном обществе”. Стремились к простому и в то же время к высокому. Так по крайней мере представляется, когда слушаешь родителей и дедов, да хоть и читаешь книги той поры, любые, в том числе и слабые (и это там не в афишируемых поступках, а стоит между строк).
Потому и писали ТАКИЕ песни.






Майский ландыш в прическах любимых,
Вечный праздник нам Май обещал.
Красный бант Легиона Счастливых
Самой главной наградою стал.

Было время безудержной веры,
И никто не заметил, когда
Ключ Истории был вдруг потерян.
Май - красавец ушел навсегда.

Насладиться нам счастьем не дали.
Летний зной все спалил до конца,
Солнце-путю воры прославляли,
Думы дурь остудила сердца.

Май, мы вспомним а Париже порою
Сны и радость и злую беду
Твой платок, обернувшийся тьмою
Для счастливых в багровом году.





пс. Ну и Сталинская премия, да...
=Борис Андреевич, приняв награду (отнюдь не маленькую — 50 000 руб.), не приобрёл себе две машины «ЗИМ» (по-нынешнему — пару мерсов), а направился прямиком в Дом творчества композиторов под городом Руза, что в районе Тучково. Там он мимоходом заглянул в местный трактир и принялся угощать и потчевать всех присутствующих, знакомых и незнакомых, как бывало чудил Достоевский в питерском кабачке на Сенной. Радостная весть моментально разошлась далеко по деревенским весям. Народ из близлежащих сёл повалил гуртом: пешком, на тракторах, кто на чём. Всесветное пиршество по случаю присвоения высокой премии любимому автору продолжалось, пока не закончились деньги, и покуда все его песни, да не по разу, были перепеты под гармошку.=

и никакого миллиона алых роз.