=
Володя Головчинер любил глубокомысленно говорить, что жизнь наша зависит от причудливого и неожиданного сплетения обстоятельств. При этом он в доказательство своей правоты приводил слова из чеховского "Иванова": "Жизнь наша, жизнь человеческая, подобна цветку, произрастающему в поле. Пришел козел, съел - и нет цветка!"
=---========================================
Пришли козлы
они повсюду
они козлы, а не верблюды
они вдыхают и вздыхают
и ночью бдят
не отдыхают
но леди не согласны с нами
не называют их козлами
козлы грызут и за-ро-бля-ють
и бледи это понимають.
=================================================
но козлы и грызлы это сейчас, во время вырождения и утраты надежд.
надежд на торжество разума и света.
мрак денег, цинизма, невежества, гэбэшного тупого порядка, мрак жадности,
либерального фашизма с его измерением хиршей, как черепов рабов..
мрак тупости с погашением огней.. беззаботной радости бытия.
и свидетельство
о склонившимся
к нашим мукам
темном демоне
угашающем все огни
ты преемникам -
нашим детям -
и нашим внукам
гипер-ссылками и гипер-воплями сохрани.
---------------------------------------------------------
однако было и есть другое, менее мертвое и конченое,
естественное, романтически-наивное, молодое, простое =
= В жизни мне пришлось много действовать. Действие все время передвигало
жизнь из одного положения в другое, вело ее по разным руслам и поворачивало
под разными, подчас причудливыми углами.
Но в этом не было ни суеты, ни лишних разговоров, ни беспорядочного
общения с любыми людьми.
Наоборот, действие соединялось с жаждой наблюдений, разглядыванием
жизни вблизи, как сквозь лупу, и стремлением придавать жизни (в своем
воображении) гораздо больше поэтичности, чем это было на деле.
Я невольно подцвечивал и подсвечивал жизнь. Мне это нравилось. Она от
этого наполнялась в моих глазах добавочной прелестью.
Даже если бы я очень захотел, то не мог бы уничтожить в себе это
свойство, ставшее, как я понял потом, одной из основ писательской работы.
Может быть, поэтому писательство сделалось для меня не только занятием, не
только работой, а состоянием собственной жизни, внутренним моим состоянием.
Я часто ловил себя на том, что живу как бы внутри романа или рассказа.
Вот это желание рассматривать жизнь сквозь увеличительное стекло сильно
захватило меня в Одессе и было, безусловно, связано с шатанием по порту и с
безмятежными часами, проведенными на Австрийском пляже.
Время сгладило острые, как зазубрины, горести и беды того времени.
Память неохотно обращается к ним. Она предпочитает вспоминать прошлое в его
светлом виде, сквозь тогдашние редкие радости. Они стали на протяжении
дальнейших лет значительными и вескими. Нашу веру в счастливую долю своего
народа не могли разрушить ни тиф, ни голод, ни обледенелая каморка, ни
полная неуверенность в завтрашнем дне.
Молодость была непобедима. Она могла превратить Дантов ад в
захватывающее зрелище. Опухая от голода, мы все же чувствовали слабый запах
первого цветка за окном дворницкой и радовались этому.
Я воспринял и запомнил те грозные годы вместе со многими своими
сверстниками как великую и неоспоримую надежду.
Эта надежда присутствовала всегда и во всем. Она проникала в сознание,
как отблеск солнца сквозь тяжелые тучи зимнего одесского неба. И
какой-нибудь замерзший, посыпанный солью мороза стебель лебеды во дворе
вдруг освещался неизвестно откуда теплым светом, и в этом освещении уже
чувствовалось сияющее приближение весны. =
