В Петербурге рождённому свойственна свежесть сорочки
Из матерой материи — тертой трухи неживой;
На болотистой почве торчит, уцепившись за кочки,
Очарованный город, склонивший главу над Невой.
Неспроста, засмотревшись с моста на простудные воды,
Я внезапно увижу, как кружит над зеркалом бриз,
Разрывая в кривой амальгаме свинцовые своды
Петербургского неба — чухонский природный каприз.
Я увижу круги на воде от упавшего с моста,
Оскверненного северным вздором прожженного дня…
На другом берегу покачнется Васильевский остров,
И тягучая тина течения смоет меня.
Из матерой материи — тертой трухи неживой;
На болотистой почве торчит, уцепившись за кочки,
Очарованный город, склонивший главу над Невой.
Неспроста, засмотревшись с моста на простудные воды,
Я внезапно увижу, как кружит над зеркалом бриз,
Разрывая в кривой амальгаме свинцовые своды
Петербургского неба — чухонский природный каприз.
Я увижу круги на воде от упавшего с моста,
Оскверненного северным вздором прожженного дня…
На другом берегу покачнется Васильевский остров,
И тягучая тина течения смоет меня.