Смех

Человек смеется над черепом
А череп смеется над человеком

Но, однако, смех -- это сугубо человеческий акт еще в большей степени,
чем воодушевление. И формально и функционально он поднялся выше над
угрожающей мимикой, которая еще содержится в обоих этих поведенческих актах.
В противоположность воодушевлению, даже при наивысшей интенсивности смеха не
возникает опасность, что исходная агрессия прорвется и поведет к нападению.
Собаки, которые лают, иногда все-таки кусаются; но люди, которые смеются, не
стреляют никогда! И хотя моторика смеха более спонтанна и инстинктивна, чем
моторика воодушевления, -- но вызывающие его механизмы более избирательны и
лучше контролируются человеческим разумом. Смех не лишает критических
способностей.
Несмотря на все эти качества, смех -- это серьезное оружие, которое
может причинить много вреда, если незаслуженно бьет беззащитного.
(Высмеивать ребенка -- преступление.) И все же надежный контроль разума
позволяет обращаться с хохотом так, как с воодушевлением было бы крайне
опасно: оно слишком по-звериному серьезно. А смех можно сознательно и
целенаправленно обратить против врага. Этот враг -- совершенно определенная
форма лжи. В этом мире мало вещей, которые могут считаться заслуживающим
уничтожения злом так определенно, как фикция какого-нибудь "дела",
искусственно созданного, чтобы вызывать почитание и воодушевление, -- и мало
таких, которые настолько смешны при их внезапном разоблачении. Когда
искусственный пафос вдруг сваливается с присвоенных котурнов, когда пузырь
чванства с треском лопается от укола юмора, -- мы вправе безраздельно
отдаться освобождающему хохоту, который прекрасно вызывается такой внезапной
разрядкой.
Это одно из немногих инстинктивных действий человека, которое
безоговорочно одобряется категорическим самовопросом.
Католический философ и писатель Г. К. Честертон высказал поразительную
мысль, что религия будущего будет в значительной степени основана на более
высокоразвитом, тонком юморе. Это, может быть, несколько преувеличено, но я
полагаю -- позволю парадокс и себе, -- что сегодня мы еще относимся к юмору
недостаточно серьезно. Я полагаю, что он является благотворной силой,
оказывающей мощную товарищескую поддержку ответственной морали -- которая
очень перегружена в наше время -- и что эта сила находится в процессе не
только культурного развития, но и эволюционного роста.