Странности.

Особенно после неубиваемой тупости и свинячести борцов с бандитизмом.

Поставил кино Йоса Стелинга про Рембрандта. А там море. И вот, пожалуйста, всплыло:
---
Я боюсь змей и вздрагиваю от паука на подушке, но чем выше волны, тем
наглее я чувствую себя по отношению к морю, этому вековому,
профессиональному убийце, а наглость моя - это нечто ответное на вызов
стихии, и вдруг понимаю я всех моряков и морепроходцев и догадываюсь, что,
кроме жажды новых земель и прочих реальных оснований, руководило ими еще и
чувство дерзости, которое от гордости и совершенно без Бога. Это потом
опытом постигается страх, и как всякий страх перед смертью, морской страх
справедливо апеллирует к Богу, и тогда, лишь тогда запускается в глубины
Посейдон... Вот оно плещется у моих ног, пенится, вздыбливается,
расползается, но все это лишь имитация бытия. Море столь же безынициативно,
как скала, как камень, как самый ничтожный камешек на дне. Ветер треплет
водную стихию, как хочет или как может, в сущности, это все равно, что
пинать ногами дохлую кошку... Но отчего же печаль, когда пытаешься считать
волны, сравнивать их или берешь в руки обкатанный волнами камень и
представляешь ту глыбу времени, что понадобилась для его обкатки?
Я, говорящий это, пишущий это, вот таким образом думающий,
сопоставляющий себя, искорку ничтожную, с вечностью этой колыхающейся
мертвечины, разве могу я не оскорбиться несправедливостью, что хлещет меня
по глазам, иглой вонзается в сердце, обесценивая самое ценное во мне - мою
мысль!
Море действует на меня атеистически, а я хочу сопротивляться его
воздействию, я говорю, что время это только мне присущая категория, я
говорю, что время - это способ существования мысли, только мысли, но не
материи, у материи вообще нет существования, ибо материя не субстанция, а
функция, как, к примеру, движение моей руки не существует само по себе, это
лишь функция руки...
Продолжая думать таким образом, я готов стать объективным идеалистом,
субъективным идеалистом, гегельянцем, берклианцем, самым последним
социалистом, пусть даже обзовут меня еще страшнее и непонятнее, на все
готов, лишь бы не унижаться перед мертвечиной, которая переживет и меня, и
мою мысль, и мысли всех мыслящих и мысливших, если признать за материей
существование. Не признаю ! Да здравствует мир как комплекс моих ощущений!
Да здравствует вторичность материи и первичность меня! Раскаленный шар
опускается в волу, но возмущения стихий не происходит, красный от накала шар
касается моря и затем начинает медленно погружаться в него, и я знаю,
догадываюсь: шар не бесчувственен к погружению...